Елена Хамдан родилась в 1986 году в г. Подпорожье Ленинградской области, живет в Палестине. Окончила филологический факультет ЛГУ им. А.С. Пушкина (Санкт-Петербург), преподает русский язык как иностранный (рки). Автор учебных пособий по рки, пишет стихи и прозу. Училась в школе писательского мастерства Band, посещала семинар Дмитрия Воденникова в школе «Пишем на крыше».

Редактор публикации — Александр Правиков

Я сошью тебе новую маму

Новый год в Палестине

Что до Нового года,
то арабы его называют
рас эс-сэни, головой года.

Не загадывают желаний,
не сидят за столом,
заставленным оливье и селедкой под шубой.

Фейерверков нет
(чтоб не подумали об обстрелах),
шампанского тоже нет
(чтоб не грешили).

Чудо — лишь от Аллаха.
Добро — от простых людей.

Я говорю бакалейщику:
«Найдите мне зеленый горошек,
селедку и майонез».
Он кладет руку на голову — аля раси —
значит, пообещал.
Значит, по всем магазинам пройдет и отыщет
мой новогодний список продуктов.
И чудо произойдет.
Мандарины бесплатно.

* * *

Вот сидят они теплым июнем,
жарким июлем,
обжигающим августом
и едят арбуз, чтоб охладиться.
На завтрак с овечьим сыром и хлебом,
на обед после риса,
на ужин ни с чем и с друзьями.

Сидят и думают: как же это похоже на флаг,
где красное — кровь партизан и шахидов,
черное — время под оккупацией,
зеленое — плодородье земли
и белое — светлый день.

Сидят они и едят арбуз.

Из плодородья земли вычерпывают ложками кровь.
Проглатывают зерна страдания.

А арбуз не кончается.

* * *

Прабабка моя по материнской линии
качала внучат в подоле
и пела им колыбельные,
да не абы какие,
а те, что на душу Бог положит.

Чаще всего затягивала свадебную,
прощальную:
ты река ли, наша реченька,
речка быстрая, струистая…

Прабабка умерла, а с ней и песня.

Бабушка тосковала по первому мужу —
убило Ивана еще в сорок первом,
Всё пела, когда мой дед Николай напивался.

Каким ты был, таким остался.

Бабушка умерла, а с ней и песня.

Папа любил посидеть на лавочке,
руку подставить под щеку, задуматься,
затуманить глаза цвета мха на лесной опушке
и затянуть: ой, мороз, мороз…

Папа умер, а с ним и песня.

Я люблю натирать посуду до блеска,
я так сливаю весь стресс вместе с фейри
и управляю собственной жизнью:
был кавардак — стало чисто.

Я мою и тоже пою.
Ты река ли наша реченька.
Каким ты был, таким остался.
Ой мороз, мороз.
И от себя добавляю:
Отчего так в России березы шумят.

Однажды умру и я, и со мной моя песня.

* * *

Всё, что не убивает нас,
переплавляется в автотекст.
Я вспоминаю, плачу,
потом пишу, пишу, пишу.
Плачу–пишу, пляшу
метафорами отчаяния,
эпитетами потерь,
олицетворением травм,
парцелляцией боли
по листу, по памяти, по клавиатуре.

Протаптываю ходы возвращения
к себе и к Богу.

И вижу дорогу.

* * *

Д. Б. Воденникову

Я сломала иглу,
Дмитрий Борисович,
одиннадцать лет назад.

Не починишь! —
злословили языки посторонние.
Не исправишь!

В шкатулке под старым диваном с клопами
был клад:
там части иглы оставались.

Вот вырос мой сын,
изучил закон
Божий,
а также законы химии.

Нашел ту шкатулку
без зайца, без утки, без скорлупы.
Налил что-то в колбу, закинул иглу,
помешал, встряхнул
и вытащил новую, как с магазина.

Спасибо, мой сын, спасибо!
Ты вырос,
и этой иглой
я сошью тебе новую маму,
счастливую оттого,
что может писать стихи.

* * *

Настоящий господин Зоммер
работы фотографа Кутянского
был представлен в маленькой комнате
размером одиннадцать на четыре.

Зоммер шел и шел,
подрагивал своей палкой,
поковыривая ею мир.

«Оставьте же вы меня наконец в покое!»
Оставили. Утонул.
Нет, этот летний господин
не выбрал бы столь простой способ ухода.

Ах, как замечательно он ушел!
Просто оттолкнулся палкой от поверхности озера —
взлетел.

* * *

Все равно приходить в филармонию,
даже когда глаза уже не различают
номера рядов и кресел,
когда спина настолько сгорблена,
что если садишься на стул,
совершенно не меняешься в росте.
Молча сидеть,
правой рукой опираясь на палку,
левой — стирая все с глаз.
Затаить дыхание, слушать,
восхищаться
и под конец перестать дышать.

Конечно, было бы гораздо логичнее
умереть под чей-нибудь реквием,
а тут Кейдж, минимализм и Айги.

Через несколько лет, разбирая бумаги, биограф
вдруг отыщет записку
«Как бы я хотел умереть
под звуки какой-нибудь своей сюиты»
и скажет без интонации:
«Не судьба».

Аудио: Елена Хамдан читает стихотворение «Все равно приходить в филармонию…»